ИСКУССТВО ФОТОГРАФИИ, ВЕЛИКОЕ И НЕИЗВЕСТНОЕ.

Современная фотография не тщится ничего изображать, кроме собственного экзистенциального опыта. Одержимость спасением мира ей чужда – уберечь бы от разгула постмодернизма. Мир пейзажа, увиденный в простоте, с его туманами, горными цепями и “ утрами в сосновом бору” (Ах, Шишкин – оптимист! Ах, Айвазовский, какая пена, какие брызги!) достоин насмешек, как любая профанация. А в подсознании художника властвует опыт отстранения от постмодернизма с одновременным погружением в тайну ландшафта, участливо пережитого многими поколениями. Пережитого правдиво и честно, как часть внутреннего мира, остается самым заметным и длительным до последних дней.

Постмодернизм долго соблазнял нас “креативным”произволом испражняющихся Уорхоллов или мечущихся на четвереньках Куликов, заспиртованных акул и кровавых Тарантино, подменяя со времен “Черного квадрата” художественный образ на невзрачный поступок, словно силясь надоумить:”Ребята, все кончилось…”

Нет, Веласкес и Рембрандт с Вермеером продолжают вечный пир с Ван Гогом, а Марина АбрАмович превратила свой перфоманс в практику Дзен, собирая на себя всю тухлую энергетику цивилизации… Мир выживает и не рушится в пропасть только благодаря художественным практикам и их истинной власти над миром.

Может беспокоить жажда потреблятства, что меняет образ человека и облик планеты. Может встревожить нудная бравада шоубизнеса, где искусство стало рыночным продуктом с обсидевшими его менеджерами и кураторами, неустанно извлекающими прибыль с посредничества. Может отбросить в уныние жалкий уровень восприятия, диктующий копирование и желающий только привычного узнавания… Но любое смущение художника недолгодневно и преходяще, нрав возвращает его к инстинкту создания, который глушит даже инстинкт продолжения жизни… Блажен создающий себя!

Меж тем культурология щемит глаза статистическими причудами и праздными услугами, продлевая «пиар во время чумы» .

« Культуре не помогают. Не помогают даже умереть. Просто совсем игнорируют. Но многие при этом делают очень умный вид и непрерывно кричат: духовность, духовность.» ( Ирина Антонова)

И все-таки фотография остается светописью даже в самые безнадежные времена. Только источник света ушел вглубь творца подобно неугасимой лампаде и брезжит оттуда неуверенный свет с солнцем несравнимый. Но зато он чужд копированию и благополучной иллюзии свободы при натянутой колючей проволоке. Этот свет не соперничает, он – вопреки погоде на дворе.

Этот свет зажжен великими мастерами прошлого от Эдварда Вестона и Анри Картье-Брессона до Филиппа Халсмана и Дмитрия Бальтерманца и рьяно поддерживается в нынешней фотографии. Это свет изобразительного образа!

Мннули смешные времена, когда в забытом журнале “Советское фото” бытовал нескончаемый спор на тему “ Искусство ли есть фотография?” Разумеется, нет! Стоит лишь посмотреть картинки в замусоренном Интернете…

И все-таки, ДА!!! Взгляните на шедевры Джерри Уилсмена! И между этими полюсами ( миллионы безглазых фото и единичные проблески таланта) втиснута творческая фотография. Просвещенные люди напоминают мне закон Гегеля о непременном переходе количества в качество, только я уже успел уверовать в “Принцип Дополнительности”, что уже не в ладу с диалектикой и издержки массового сознания предполагает разрушительными для культуры. Двухмерная диалектика (« единство и борьба противоположностей») совсем не годится для описания трехмерного мира (трехмерного как минимум!). И принцип дополнительности Нильса Бора, описывающий волновую природу света, актуален и для культуры. Любая сложная система восстанавливается в кризисе, путь к гармонии возможен только через накопление энтропии, т.е. хаоса – учит нас просвещенья духа, а потому беспокойства наши весьма неумеренны, а склонность к парадоксам – дорога в болезнь. Ладно бы так… Собственная болезнь менее тягостна, чем обреченность культуры.

Вот только фотографическая практика во властном измерении настолько убога, что в нетленных образцах культуры числятся не Шишкин, так Шилов, не Пластов, так Глазунов. Сначала десятилетиями уродовали народный нрав передвижники, эти мощные предтечи соцреализма, выродившегося в спецоперацию НКВД : « мыслишь не так – значит предатель!» Так родилась «эстетика страха», когда главное в картине - близкая узнаваемость, а остальное от лукавого в образе врага. Пролетарская культура стала проверкой на враждебность и страх, перемноженный сам на себя, до сих пор питает восприятие власти и ее народа. Буквально сегодня вдруг открылся сайт фотоконкурса зарубежных фотографов, обьявленного библиотекой президента России и на обложке ее красовалась фотографическая версия бессмертного Шишкина ( не думайте, будто « Утро в сосновом бору» - всего-навсего «Рожь»). Такие теперь забавы!

Вернемся теперь к «прекрасному мгновению», о котором твердят всюду как будто о главном законе фотографии, в которой только искусно остановленный миг якобы имеет смысл. Беспросветно, однако, не помнить о теории «плодотворного момента» Анри Картье-Брессона, который соединяет пластику пространства с неделимым временем. Неделимым на прошлое, настоящее и будущее по простой причине: светопись работает со временем, растворяя его в волновой природе света – вибрация световремени заполняет собой все двухмерное изображение своей энергией, добавляя иллюзию трехмерности. Если нет, то нет и творчества, нет образа, есть лишь убогая копия с дефектом узнавания. Вот оттого то «остановленное мгновение» оставим доктору Фаусту.

Итак, свет и время прихотливо соединяются в фотографии, сотворяя ее плодотворность. Этим она и отличается от иных изобразительных искусств, здесь ее главный секрет. Она ничему не подражает, не делит время на бесконечно малые доли, не ютится под ногами живописи и не ждет узнавания профанов. Двери бездонного мира поддаются со скрипом, но энергия фотографии отворяет их, открывая заодно и необозримые горизонты.

« ИСКУССТВО ПРИНАДЛЕЖИТ НАРОДУ!» , не так ли?!

Совсем не так! Никому не принадлежит, а уж народу – тем более! Пусть себе висят на стенах жилищ «Девятый вал» и «Утро в сосновом бору», напоминанием конфет, дабы что-то висело… Да и «Грачи прилетели» все туда же, но осложняя жилье православным патриотизмом. А в чиновничьих кабинетах только портрет очередного пахана – вот и все претензии на обладание искусством. Вкусы коллекционеров тоже предсказуемы молвой народной, а в ней велик тот, кто слывет в громогласном пиаре. Тогда дворцы нуворишей переполняются этническими статуэтками, экспонированными с помпой и за бугром, умилительными акварелями знаковых жизнеписцев или бурными следами кисти без следов мысли… Так однажды я зарабатывал на жизнь заказами богатейшей конторы: Иркутскэнерго заказывало мне подарки своим начальникам к юбилеям и состав их амбиций был тот еще… Я снимал лица начальников, затем в фотошопе вставлял их в «Охотники на привале» или в «Бурлаки на Волге», увеличивал до «благородного» размера и продавал этот кич за серьезные деньги. Все закончилось после моего вопроса: - Когда готовить «Утро в сосновом бору» ?

Ах, передвижники, что же вы наделали (?) – так и передвигаемся уже целый век на четвереньках!

Этот вопрос слышится часто: чем отличается человек от животного? Одни говорят, что богатой речью; другие – эмоциональным интеллектом… А третьи указывают на способности к творчеству и восприятию культурных ценностей. Фридрих Ницше снизошел до философской формулы: «Человек — это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, — канат над пропастью. В человеке ценно то, что он мост, а не цель.»

Вы разве не замечали, как уныло и под палкой толкователей искусства или, «выдавливая по капле из себя раба», мы стараемся доползти к человеческому облику?! Возвысился в наших глазах Шилов, заслонив Петрова-Водкина; Глазунов – Врубеля, Церетели – Эрнста Неизвестного, Намдаков – Генри Мура… Нынче некая просвещенная дама пыталась заказать скульптуру изо льда в форме двух сердец и розочки между ними – вполне пошло, зато прелестно! В такой среде и родилось «неоспоримое» : - о вкусах не спорят! Они не в состоянии уразуметь, что коли вкуса нет, то спорить не о чем!!! А вот заменить чувство прекрасного, без которого и человека нет, или подменить надолго глянцем или гламуром оказывается легко. И вот странствуют стандартные несостоявшиеся мадонны из гламурных журналов в интернет и юное воображение, замусоривая пространство жизни несостоявшимися свиданиями. Ничего иного не узреть в авгиевых конюшнях 21 века. Искать в них Человека скоро будет бессмысленно – в ответ прозвучит только «позитивное» ржанье лошади Пржевальского.

Лоскутное одеяльце «позитива» елейно прикрывает ложь и взаимный обман мира сего, а поверх рубцов и шрамов наводя татуировки. Представьте только открытие фотовыставки, где именитый (или слывущий таковым) фотограф поучает собравшихся «позитивным образом города», благополучию которого грозит «кретицизм», но совсем скоро в этом городе стаявший снег уносит за собой и асфальт. Нам всем остается и тут исповедовать «позитив» среди дорожных ям и чем они глубже, чем «позитив» ярче… Вот та самая обыкновенная ложь во имя собственного ( не города!) благополучия, хоть и невдомек, что благополучение отменяет художника, причем навсегда. Так случилось с культовым советским писателем из Сибири, высидевшим в приемной обкома кпсс несколько государственных премий, орденов, звание Героя социалистического труда, но замеченного в литературе только своими ранними опытами. И сколько бы ни трудились над его пиаром послушные ученые и услужливые библиотекари с музееведами, талант иссякший ничем не заменить. Даже в провинции! Шопинг и сегодня не заменит культуру, что не в дворцах и торговых центрах селится, а, как прежде, в убогих хижинах, где есть все для работы. Тысячи ошибок, соблазнов и просчетов таит в себе судьба художника, но никогда не прощает лжи, скудоумия и ловкачества. - Зачем я все это пишу,- возникает сакраментальный вопрос, - и кому это нужно? О фотографии рассуждать вне культурного контекста, мягко говоря, бестолково – она, прежде других искусств, воссоздает облик человека и мира и участвует в их энергетическом балансе. Как утверждал Пикассо, - Всем кажется, что разбираются в искусстве, тогда почему никто не понимает пение птиц?!

НАМ НЕДОСТУПНО ПЕНИЕ ПТИЦ…

Деградация культуры, как и отчуждение ее к элите, произошли совсем недавно, еще во времена Фридриха Ницше, кто смело вывел свои парадоксальные законы: «Искусство, и ничего кроме искусства, искусство нам дано, чтобы не умереть от истины.»

Постмодернизм выстроил сложнейший лабиринт для непосвященных, чтоб они в нем затерялись. А, затерявшись, забыли дорогу к истине. Одновременно Александр блок напишет в бессмертии своем: «Над черной слякотью дороги/ не подымается туман/ Везут, покряхтывая, дроги / мой полинялый балаган…» Легко узнать в той черной слякоти будущее живущих и прячущих «лохмотья, сшитые пестро». Ему откликается Ницше: «Дано ли нам постичь глубину ночи при свете дня?»

А я вспоминаю скроенную по этому образу и подобию иркутскую историю. Прекрасный архитектор Володя Колпиков успел много красивых проектов придумать для города, тем, видимо, и неугоден оказался властям. Вдобавок посмел бороду носить! Ему поручили оформить новогодние развлечения. И Володя построил около елки на центральной площади ледяной лабиринт чуть ниже человеческого роста. И надо было тому случиться, что какой-то алкаш заблудился в нем и замерз в новогоднюю ночь. Вся вина упала на Володю и пришлось бедолаге быстро уехать из города.

Это напоминает мне Ницше и Блока в одном флаконе, но применительно к провинции – это могло быть сюжетом перфоманса эпохи запоздалого постмодернизма. Манит и манит лабиринт потреблядства, он долог и нескончаем только по первому суетному впечатлению, что обманчиво и лживо, стоит только представить себе его возможный пролом силой мысли в любой точке. От древней магии образного мышления даже Вавилонская башня не устояла! Хотя новая глобальная башня уже вершится по старой модели и прежней цивилизации не устоять в смешении времен, нравов и народов…Множатся тесные ряды художников. Опыт искусства прошлых десятилетий убеждает, что всяк горазд творить и получать, что искусству не выжить без маркетинга и давно пора научиться продавать, ибо творить дано всем, а мир держится на «продавайцах» и «покупайцах». У мира недержание – таков справедливый диагноз. Неспроста великий фотограф века Картье-Брессон оставляет свои обычные занятия и удаляется в собственное детство, поселившись в отцовском замке в Нормандии для занятий рисунком: - Никто не верит мне, когда я говорю, что больше не хочу фотографировать. Люди не имеют ни малейшего представления о изображении. Сегодня все имеют фотокамеру, каждый мнит себя фотографом. Иллюстрированные журналы полны их работ… Вы должны смотреть только на окружающее; это единственное, что важно.

Отрекшийся мастер так прожил последние свои 30 лет, напоминая другого мастера, что звали Эрих Мария Ремарк, сказанувшего, что трудно жить первые 70 лет. А потом жизнь идет на лад.

Уход мастера из фотографии был не столь прост и обычен. Кризис изобразительного искусства острее всего заметен на фотографии конца века – инструментарий был исчерпан, затихли поиски формы, монотонным потоком вливались коммерческие штампы…Ежегодный конкурс World Press Photo в своем вялом однообразии лишь подтвердил этот упадок. Первые признаки спасения явились с цифровой революцией, что перевернула творческий уклад фотографии и появилось «много званных, да мало избранных». Шел 2003 год, год смерти Анри Картье-Брессона, Жизнь сюжетна!

Но время неделимо и «Все Сущее – Свет есть!» - сказано в Писании, а это – чистая формула фотоискусства, искусства светописи.