Деревянные цветы. Предисловие к книге.
Возвращаюсь... Оглядываюсь. Все меньше нахожу. Уже и прощаться не с чем. Старого Иркутска давно нет - он остался только на моих фотографиях сорокалетней давности.
Не прошло и одного поколения как старый город погрузился в Лету подобно граду Китежу... Его разорили городские власти под покровом закона об историческом наследии (вот и наследили), его выжгли нувориши, поделив на лакомые куски, его оболгали архитекторы, признавшие власть денег выше древних пропорций... Тоскливо принимать будущее, ежели твоим детям достанутся только загазованные автомобильные пробки улиц, торгово-развлекательные центры и эпидемия рекламы вдоль непроезжих дорог. Корысть ведет только туда, она по природе своей вампирна: ничего не создает, но кормится без перерывов.
Легко заметить, что старый город и возник-принарядился на купеческой корысти: прибыль с торговли золотом и пушниной инвестировалась в сибирское просвещение и культуру, городскую среду и благо-творительность, вспоможение медицине и искусству. Рассказывают, будто купец Сибиряков, имевший привычку наезжать в Питер, однажды встретился в одном из столичных ресторанов с архитектором Джакомо Кваренги, решил блеснуть щедростью, заказав проект будущего дома на берегу Ангары, немедля достал чековую книжку и выписал гонорар. Наутро ему прямо в гостиницу доставили все чертежи и документы.Так был построен Белый Дом, проект которого оказался архитектурной заготовкой Смольного в Петербурге – Кваренги хорошо впарил эскиз...
Но Дом красуется три века.
Ныне все наоборот. «Бытие определяет сознание.» в одночасье выросло и затмило «Я мыслю – значит я существую!»
Мыслимо ли спорить о былых достоинствах деревянного города в сравнении с торговыми рядами 130 квартала?! Разве что от суеты назвать его «Зарядьем»...
Неслыханное пожарище 1879 года поглотило больше половины Иркутска, но город быстро отстроили и знатно украсили деревянной резьбой. Тобольские и томские артельные мастера щедро обрамили новые окна древними орнаментами, что еще «по пути из варяг в греки» переселились из Европы на северо-русское Поморье, а потом и в Сибирь. Я видел своими глазами наши привычные орнаменты над окнами Гамбурга и Ниццы... С их очарования и начиналась моя прежняя книга «Окна Земли».
Иными словами, в деревянных цветах Иркутска закодирована тысячелетняя культура человечества, если таковую можно вообразить. И этот код вживлен в наше родовое бессознательное, как мера красоты. Верно, потому не я один отворачиваюсь от стыда перед кичем Зарядья. По хозяину и красота – так, кажется, в старину поговаривали о подобном. А мудреное слово «архитектор» звалось по-русски РОЗМЫСЛ, чего и впрямь не скажешь об авторах брусовых кентавров на кирпиче в 130 квартале или пряничных замков в Листвянке.
Так и будет продолжаться, пока не явится городу главный ЦЕНИТЕЛЬ, кто своевольно вернет провинциальному торговому захолустью привлекательный облик Сибири, живой и настоящей. Не колониальной!
Стоит помнить, что « Российское могущество прирастать Сибирью будет!» было сформулировано, как колониальное будущее края. Так оно и оказалось. Надолго.
Волны колонизации лишь меняли одна другую: гулящие люди и казаки, пройдя Сибирь, обложили аборигенов данью и алкоголем. Следом началась религиозная колонизация – миссионеры всех конфессий и ветвей хлынули на первозданные просторы, даже англиканская церковь отметилась на бурятских землях...
Следующая волна была крестьянской: малоземельные поморы с русского Севера селились на долинных землях сибирских рек и заводили хозяйство в богатой тайге. За двадцать лет они наладили товарное производство продуктов и кормили все население Сибири. Именно крестьянская колонизация принесла в Сибирь и сохранила в ее глуши основы русской культуры, еще не тронутой петровскими реформами: староверы и иконописцы, мастера по серебру и дереву, плотники и краснодеревщики, рудознатцы и розмыслы шли сюда в поисках светлой доли и находили ее надолго. Любой мастер был в чести, их именами называли даже улицы в городах. Потом мутная волна каторжной колонизации накрыла Сибирь ненастьем. А вослед уже кровавая и беспощадная Гулаговская колонизация потрепала Сибирь и на долгие годы расползлась по ней лагерями и зонами. Но те лагеря вдруг назвали «ударными комсомольскими стройками», а Сибирь – краем песенной романтики.. .На призывы власти откликнулась пассионарная молодежь страны – выросли плотины ГЭС, алюминиевые гиганты и незаконнорожденные города, собравшие на себя сегодняшнюю преступность. Сибирь превратилась в гигантский плавильный котел разнородных этносов, несовместимых культур, несогласуемых религий, брошенных городов и нерешен-ных проектов...
Но мы знаем, что колонизацию неминуемо сменяет банкротство, Почти так оно и случилось, только банкротство вернуло колонию , а полноправными хозяевами стали Дерипаска, Потанин, Прохоров, с легкой руки которых несметные ресурсы Сибири служат теперь Поднебесной. Так колониальный лозунг Ломоносова совершил в Сибири исторический круг позора.
А деревянные цветы радуют еще пуще прежнего подобно осенним соцветиям, вянущим, подсохшим, но хранящим даже в увядании своем грядущую весну, которую не отменить даже властью наместника.
Наступят непременные морозы, заметет вьюга, подымется морозный туман с Ангары и посеребрит нарядным куржаком деревянные кружева окон...Куржак на кружева! Редкими уцелевшими островками.
